Дэн Симмонс

Парусник, вмерзший в лед, граненые звезды Арктики над заснеженной палубой, из открытых люков которой вьется пар человеческого дыхания, — сама по себе эта картина не может не взволновать любого, кто имеет хоть чуточку воображения. А если эта фантасмагория не выдумка, не специально подобранная коллекция ужасов, а вполне реальная история, она неминуемо обречена на успех.

Эта трагедия с участием 129 моряков британского военно-морского флота, из которых не выжил никто, разыгралась более ста шестидесяти лет назад в ледовом ящике канадской Арктики. Тайна пропавшей экспедиции контр-адмирала Джона Франклина, который отправился искать Северо-Западный проход, так часто становилась предметом научных исследований и художественных произведений, что, казалось бы, из нее не выжать не только слезу, но и каплю лимонного сока, которым матросы лечили коварную цингу. Однако Дэн Симмонс, американский писатель, одинаково успешно работающий во многих жанрах — от фантастики до детектива — уже не единожды доказывал свою высочайшую литературную квалификацию.

Не подвел он и в этот раз — роман Террор (так называется одно и из двух судов Франклина, что правильнее было бы перевести как Ужас) — образец виртуозного владения композицией, стилем, сюжетной компоновкой, при сохранении динамики и напряженной интриги до самой последней страницы.

Об экспедиции Франклина казалось бы известно все: состав участников, экипировка, устройство судов, биографии героев, и даже мельчайшие черты характеров. Но Симмонс находит новые краски и подробности. Причем, о любом предмете, касается ли это устройства корабля, формы одежды, цвета ниток, толщины стеновых перегородок, длине бушприта и фактуре парусов, он может рассказать настолько убедительно, что возникает подозрение — а не был ли он участником того трагического похода?

Вот, например, описание внутреннего устройства: …когда подвешиваются все койки — на каждого человека приходится четырнадцать дюймов в ширину — здесь вообще не остается свободного пространства, кроме двух проходов шириной восемнадцать дюймов вдоль стенки корпуса с одной и с другой стороны…Согласно чертежам корабля, высота межпалубногого пространства семь футов, но в действительности расстояние между толстыми бимсами (и тоннами круглого леса и запасных досок, хранящимися на подвешенных к балкам рамам) над головой и палубным настилом под ногами не больше шести футов, и несколько по-настоящему высоких мужчин на Терроре…вынуждены постоянно ходить согнувшись.

И так во всем: математическая точность деталей и обстоятельность описаний любых ситуаций.

Впрочем, автор не менее глубок и точен в отношении человеческих характеров. Симмонс — отличный психолог, он препарирует мельчайшие душевные движения героев назревающей трагедии с беспощадной наблюдательностью. Практически все главные участники той далекой трагедии в романе получили право на монологи, в которых предстают живыми и противоречивыми людьми, со всеми своими достоинствами и недостатками.

Иногда писатель допускает вольности, которые знатоку исторических реалий, возможно, покажутся излишними. Но эти вольности, придающие роману грозный и трагический фон, как бы зажигают во мраке неизвестности цепочку огней — не исключено, что этого не было, но исходя из логики произошедшего, вполне могло быть. Подобное можно сказать о Втором венецианском фестивале, празднестве, которые измученные нуждой и холодом матросы якобы устроили на льду, чтобы встретить наступившее Рождество 1848 года. Описание этого события, которое матросам навеял один из рассказов Эдгара По, своим мрачным торжеством и зловещей иронией напоминают знаменитый бал у булгаковского Воланда. Даже реалии совпадают: отрезанная голова Берлиоза прекращается в чашу для питья в том же стиле, что и откушенная неведомым зверем картонная голова капитана Франклина.

Но самое главное — это мастерство, с котором Симмонс закручивает пружину интриги, ловко уходя от педантичного и скучного реализма. Появление жуткого и загадочного персонажа — то ли гигантского белого медведя, то ли лавкрафтовского Ктулху, то ли мелвилловского Моби Дика — превращает текст в сияющий волшебный фонарь, где сюжет поворачивается самыми разными гранями. Роман, как фантастический зверь, все время меняет обличья: то плотное, густо заваренное реалистическое буйство, то суровая драма нравственного выбора, то чистой воды модернизм, освежаемый бесконечной вереницей узнаваемых ситуаций и цитат. Впрочем, не имеет значения, что за зверь вышел из-под пера художника, главное, он — настоящий, живой и светится.

Книга эта — настоящий панегирик всем тем, кто превратил гигантский земной шар в школьный глобус, неведомого, страшного зверя — в уютного мишку на Севере, а тихоходные, неуклюжие парусники — в мечту, способную увести за край горизонта.

krupaspb.ru