Океан
0:00, 26 Квітня 2014

Альберто Васкес-Фигероа
Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных рыбаков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, усмирять боль и утешать души умерших. Ее таинственная сила стала для жителей Лансароте благословением, а поразительная красота – проклятием.
Защищая честь Айзы, брат девушки убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семье Пердомо остается только спасаться бегством. Но куда бежать, если вокруг лишь бескрайний Океан?..
“Океан” – первая часть трилогии, непредсказуемой и чарующей, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испанских авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для украинского читателя.
Канарские острова. В сознании нашего человека они воспринимаются как сплошной курорт: пальмы, солнце, белые отели, синее море, коктейль с лимончиком и мороженое с зонтиком.
В романе Васкеса-Фигероа — другие Канары: бедный рыбацкий остров Лансароте, где люди связаны с морем так тесно, словно в их жилах течет не кровь, а крепкая соленая морская вода. Книга написана не на курорте и не по путеводителю; если верить автору, то создавалась она непосредственно на Лансароте, откуда родом персонажи и где происходит большая часть действия.
Впрочем, «укорененность» автора в той среде, которую он описывает, всегда ощущается в особой материальности, «вещности» текста. С этой точки зрения «Океан» весьма и весьма хорош.
Другая его особенность — не знаю, можно ли это считать «недостатком», — практически прямая отсылка к знаменитому роману «Сто лет одиночества». Написанный через двадцать с небольшим лет после великого творения Маркеса, он весь пронизан цитатами оттуда. Подчеркивается это сходство и названием серии — «Тысяча лет одиночества» (ста лет показалось маловато…). Русское издание подписано в печать за год до смерти Габриэля Гарсиа Маркеса. Но недавний уход Мастера сделал нас особенно чуткими к любому напоминанию о нем. И то, что еще год назад показалось бы просто «плаванием в потоке», «цитированием», «отсылкой к…» — в общем, «постмодернизмом», сейчас хочется охарактеризовать как «творение Недомаркеса».
Хотя это было бы несправедливо и неправильно, потому что Васкес-Фигероа действительно вложил в книгу часть души.
Дело в том, что — если отвлечься от подражания Маркесу, — книга вообще хорошо укоренена в традиции. В том числе — в традиции испанской классики. Плюс, как уже говорилось, великолепное владение «пейзажем» Лансароте, проникновение в сущность этой земли. Пейзаж — это такая штука, которую автор выдумать не может. Можно придумать людей, подробно расписать их отношения, даже не пережив ничего подобного; можно сочинить магов, ангелов, но нельзя изобрести пейзаж, если ты его своими глазами не видел, своими руками не трогал. Обитатели офисов, пользуясь фотографиями, не создают настолько полнокровных картин. А в описаниях Васкеса-Фигероа буквально дышит вулкан, вздыхает прибой, ревет океан. Остров как будто можно потрогать руками. Да, это очень сильная сторона романа.
В центре повествования — семья потомственных рыбаков, красивые, сильные, смелые люди: отец, мать и трое взрослых детей (младшей дочери шестнадцать лет). Эти люди очень любят друг друга. Настоящая семья, боевая ячейка общества. Живут они бедно, каждый день мужчины уходят в море ловить рыбу, а женщины занимаются нелегким хозяйством. Но они счастливы — взаимной привязанностью, любовью к родной земле, пусть суровой и скудной, и к той опасной стихии, которая их кормит.
Полной противоположностью им является некий богач: жена его умерла родами, единственный сын — хилый, вздорный, балованный, испорченный юноша.
Буквально на второй странице текста происходит несчастье: сын рыбака случайно убивает сына богача. Причина, в общем, проста: богатенький мальчик приставал к шестнадцатилетней Айзе, сестре нашего героя.
И разом все меняется.
Но на самом деле все изменилось гораздо раньше.
И дело в Айзе.
Здесь начинается та самая маркесовщина. В романе «Сто лет одиночества» есть подобный персонаж, Ремедиос Прекрасная.
Айза родилась с даром. Она знает, когда и где пойдет рыба, будет ли дождь, кто умрет, а кто спасется. Вообще она умеет «веселить мертвых» (что бы это ни означало), ей являются покойники. А еще она невероятно красива — и это красота, которая буквально сводит с ума любого, кто увидит Айзу.
Сама же девушка хочет лишь одного: чтобы все было как раньше. Как хорошо было когда-то, когда она еще не напоминала женщину, когда свободно садилась на колени отцу, когда бегала с парнями и купалась с ними в море, и ни у кого не возникало «странных мыслей». Тело девушки изменилось, а душа — нет, душа осталась детской. И эта тоска по былому, по невозвратному миру детской чистоты, который мы, хотим того или нет, теряем с наступлением половой зрелости, — главная «мелодия» Айзы.
Потеряв единственного сына, богач жаждет мести. Для этого он нанимает убийцу по имени Дамиан Сентено. Убийца тоже непрост, по-своему он — человек чести, поэтому станет преследовать свою жертву до конца, пойдет за ней через океан, через весь мир. Это только поначалу ему кажется, что все будет очень просто: нужно запугать деревню, чтобы односельчане сами выдали рыбака. Но в лучших традициях «Фуэнте Овехуна» (отсылка к испанской классике — к Лопе де Вега) деревня сохраняет единство и не поддается на провокации. Здесь сталкиваются два мира: мир «всей остальной цивилизации» — и мир «диких рыбаков», которым нечего терять.
«Этот жалкий Лансароте (родной остров наших рыбаков) словно был создан для того, чтобы ясно дать понять Дамиану Сентено, бывшему сержанту Легиона, человеку, четырежды получившему награды за свое мужество и хладнокровие, что здесь он на самом деле пустое место. Он не был человеком моря, не принадлежал этому миру, был чужд окружающей его суровой природе, а потому остров пытался вытолкнуть его из себя как нечто абсолютно чужеродное и даже болезнетворное».
Семья рыбака совершает ошибку, решаясь бежать с острова. Раньше их защищал сам остров. Теперь они остались один на один с Дамианом Сентено. Противостояние чужака и тружеников моря сменяется противостоянием убийцы и жертвы.
По ту сторону океана адепты религии вуду в Айзе признают «любимую дочь богини Элегбы». Тут начинается чертовщина и в какой-то мере чушь. Например, Элегба — как пишет энциклопедия «Мифы народов мира», — не богиня, а фаллическое божество в мифологии народа йоруба. Может быть, конечно, вуду, впитав в себя этот культ, превратила фаллическое божество в богиню. Я не специалист, судить не могу. Кстати, в мифологии йоруба я тоже не специалист, а с Элегбой «знакома» со времен «Конана»… Так что, возможно, придирка и пустая.
Просто Элегба выступает тут в роли «бога из машины», а это делает развязку, с моей точки зрения, слабой.
Слабым местом романа, как мне кажется, является и подражание Маркесу в его густой телесности. Персонажи «Ста лет одиночества» часто становятся пленниками, заложниками своего тела: старого или наоборот, слишком молодого, чересчур красивого, переполненного жизненными соками, «слишком хорошо оснащенного для жизни». Роман Маркеса полон историй о взаимоотношениях человека и его тела. Тело отдельно, личность — при желании — отдельно. Душа может выйти из тела и посмотреть на него критически. А может гармонично слиться с телом.
У Васкеса-Фигероа много описаний половых актов, обычно неприятных, безлюбовных, но в них отсутствует та роковая сила, которая влекла через ухабы бытия маркесовских героев. Они как будто некий обязательный элемент, без которого не бывает современного текста.
Есть в «Океане» и отсылки к магическим маркесовским проституткам, и к «мама-Гранде». И опять не могу сказать — подражательство это или сознательный литературный прием, цитата? А может быть, магические проститутки — это вообще часть общей испаноязычной мифологии, которая существовала еще до Маркеса?
В любом случае, «Океан» — неплохая книга, к тому же хорошо изданная. Она не заменит ни один из маркесовских текстов, она гораздо проще и жиже. Да и вообще, наверное, лучше ее читать, отвлекаясь от присущего ей «постмодернизма».